| Этот рассказ об очередном царском ставленнике на Кавказе позволю себе начать с личных воспоминаний. И не надо удивляться. Просто вспомнил начало 50-х. Мать - школьный учитель истории, только что возвратившаяся с очередной научной конференции в РОНО. |
Наместники
Этот рассказ об очередном царском ставленнике на Кавказе позволю себе начать с личных воспоминаний. И не надо удивляться. Просто вспомнил начало 50-х. Мать - школьный учитель истории, только что возвратившаяся с очередной научной конференции в РОНО.
- А знаете, Лариса Петровна, - рассказывала она на коммунальной кухне соседке (тоже учительнице нашей школы, только биологии), - про Шамиля теперь упоминать не рекомендовано... Турция да Англия за его спиной, оказывается, стояли...
Вот так в советской историографии произошел переворот в оценке Кавказской войны XIX века. А Шамиль - из вождя борьбы свободолюбивых трудящихся горцев против царского деспотизма в одночасье превратился в ставленника международного империализма.
Почему я вспомнил о том, многолетней давности, в общем-то казусном случае? Да потому что Шамиль - самая яркая фигура “кавказского сопротивления” - как раз и заявил о себе во весь голос на политической арене именно в период наместничества человека, которому посвящен сегодняшний очерк.
Знакомьтесь - барон Розен Григорий Владимирович. Что говорит вам, читатель, это имя? Практически ничего. Разве что приходят на память строки из пушкинской “Полтавы”: “Уходит Розен сквозь теснины; сдается пылкий Шлипенбах...”
На этом “шведский след” в родословной российских Розенов и кончается. Выходцы из Пруссии, на русской службе они появились в начале XV века. А уже при Александре I, как пишет биограф их семьи, “почти в каждом полку и в каждой артиллерийской бригаде можно было встретить Розена”. (Старший брат наместника, между прочим, совершил Альпийский поход под командованием Суворова.)
В семь лет в 1789 году (по обычаю того времени) Григорий Розен был записан сержантом в лейб-гвардию Преображенского пола. В его составе в 1805 году и принял боевое крещение в роковом сражении при Аустерлице. Там русская гвардия, жертвуя собой, спасла беспорядочно отступавшие войска союзников. За Аустерлиц же получил и первую свою награду - Золотую шпагу и звание полковника.
За Бородино, командуя частью гвардии, был снова награжден уже орденом Святой Анны 1-й степени.
А между этими двумя сражениями и после, во время заграничного похода русской армии, - десятки боевых стычек, схваток, рейдов и самые высшие награды Российской империи.
“Барон Розен - самый добрый и благородный человек как только можно себе представить, - писал в 1830 году лицейский товарищ Пушкина В. Вольховский, - считаю за счастье быть под началом у столь достойного генерала...”
Вот такого человека и назначил (учтя и его роль в подавлении польского восстания) Николай I на место отозванного Паскевича.
Чем охарактеризовалось его почти шестилетнее наместничество? Генерал деятельно занимался налаживанием мирной жизни, обустраивал горные дороги и крепости. Современники, в том числе и грузины, охарактеризовали его как “весьма доброго и заботящегося о Грузии человека”. Они же свидетельствуют, что барон принимал самое живое участие в облегчении участи многих опальных и ссыльных декабристов.
Парадоксально, но две свои высшие награды он получил как раз за деятельность на Кавказе. Причем из рук потенциального противника. Орден Льва и Солнца 1-й степени от персидского шаха и бриллиантовую саблю от турецкого султана (за поимку и выдачу турецкому правительству кое-кого из особо досаждавших туркам мятежников).
А вот в военном отношении шесть лет розенского наместничества оказались ничем не примечательными. Разве что предпринятый в 1832 году поход в Дагестан. Избранный имамом Шамиль, занятый укреплением своей власти, устранением конкурентов, не проявлял большой активности. Наступило некоторое замирение. Ну а то, что в дагестанских и чеченских горах четко начали вырисовываться контуры будущего государства горцев (Имамат), российские власти не очень-то беспокоило. Все активные военные действия были перенесены на Западный Кавказ, к побережью Абхазии. Воспользовавшись этим, Шамиль активно стал создавать регулярную армию, введя среди горцев обязательную воинскую повинность, массово истреблять российских военных приставов, прогонять и вырезать пророссийски настроенных дагестанских князьков. (Карл Маркс, между прочим, в одной из своих работ назвал Шамиля “отчаянным демократом”.)
Все это непосредственно в русских войсках оптимизма не прибавляло. Секретная военная полиция, отслеживая настроения в Кавказском корпусе, отмечала резкое увеличение числа недовольных. Особенно удручающую картину давала перлюстрация писем кавказских ветеранов, помнящих еще ермоловские походы.
При Розене же на политическую арену Кавказа вышло и еще одно одиозное имя - Хаджи-Мурат. С легкой, а точнее, с гениальной руки Льва Толстого вошедший в наше сознание как самоотверженный воин, храбрец, борец за свободу родины, человек с ранимой и мятущейся душой. Боюсь, что литературный образ этой личности значительно расходится с реальностью. За ним числились и заурядные грабежи, и похищения людей (в том числе своих же соплеменников), и неоднократные измены то России, то Шамилю.
Кстати, это именно Хаджи-Мурат открыл дорогу к власти тому же Шамилю, зарезав прямо в мечети во время молитвы его предшественника, имама Гамзай-бека. После чего, получив от российской власти денежное вознаграждение, пошел на русскую службу командовать... местной милицией.
Напомним, что представляли из себя в то время вышеназванные формирования, составлявшие иррегулярные части Кавказского корпуса.
Это были аварские, ингушские, лезгинские, карабахские и другие наспех сколоченные отряды по 300 - 500 человек. Возглавляли их обиженные чем-нибудь представители местной знати. Ну а за свой труд милиционеры получали амнистию за прежние преступления и право безбоязненно грабить аулы своих же соплеменников.
Вот как отзывался о них никогда не стеснявшийся в выражениях Ермолов: “...не имел я ни малейшей надобности в ней, но потому приказал набрать оную, чтоб возродить за то вражду к ним и посеять раздор, полезный на будущее время. И еще имел я в виду занять молодых людей, которые, будучи праздными, могли быть вредными...”
Этих-то, так называемых милиционеров, постоянно предававших, не знавших такого слова, как дисциплина, Ермолов пускал впереди своих войск, чтобы уменьшить потери русских.
Вот так и шли, ни шатко ни валко, годы наместничества барона Розена. Кончилось оно в 1837 году, когда Николай I соизволил лично проинспектировать свою кавказскую колонию. Осенью (загнав
170 лошадей) император с императрицей и наследником прибыли в Севастополь. Затем на военном пароходе “Северная Звезда” приплыл с семейством на рейд Геленджика. Оттуда в столицу Кавказа - Тифлис. Вообще-то, вся названная поездка заслуживает особого разговора. Сколько во время нее было мелких и больших событий, встреч, характеризующих ту эпоху! Вот, например, на какой факт наткнулся я, читая архивы: “В свите встречавших Государя был и тифлисский полицмейстер, но был он в состоянии сильного опьянения. Конечно, пьяного полицмейстера сразу же заметил Император и приказал отстранить его от должности, предав военному суду”.
Но все же главным был итог императорского приезда. Ни пышные встречи, ни славословия, ни потемкинские деревни (а как же на Руси без них) не смогли скрыть от императора основного: сколько принесено жертв! Сколько потрачено средств! Сколько роздано наград! А результат был далек от ожидаемого. К тому же стало ясно, что опаснейшее для России усиление власти Шамиля “самый добрый и благородный человек” барон Розен попросту прошляпил.
За что тут же и распрощался со своей должностью наместника, став почетно назначенным членом Государственного совета и Сената.
Юрий ДОЙНИКОВ
