Рассказ |
Солнце скрылось за почерневшей вмиг вершиной, долину накрыл вечер.
На молитву!..
Обхожу наше расположение, собираю бойцов остатки двух взводов на “плац”: небольшое место между могилами и сараем.
Расположились мы на пригорке за аулом, на мусульм анском кладбище, к которому с трех сторон подходит лес.
Мы, бойцы двух взводов казачьего батальона, заброшены далеко от основной базы, и лишь еще один взвод стоит здесь же, в ауле, но на другой его окраине.
На своих местах остаются только караульные, все остальные в строю, переминаются в ожидании. Автомат перекинут через плечо, некоторые сжимают его в левой руке.
Один из бойцов выходит из строя и, обернувшись лицом к казакам, разворачивает завернутую в полотенце икону.
Все без напоминания сдергивают с голов то, что покрывает их: вязаные шапочки, армейские ушанки и зеленые платки.
Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа...
Бойцы крестятся.
Достаю из внутреннего кармана шелковую ленту с молитвой, разворачиваю ее и, держа на вытянутых руках, начинаю читать:
Живый в помощи Вышняго...
Сколько раз мы читали ее... Каждое утро и вечер, перед выездом и перед боем. Молитву знаю уже давно наизусть, но достаю ленту и читаю написанные на ней слова. Для нас это уже часть жизни, ритуал, который мы не имеем права изменить или нарушить.
Заступник мой ecи и прибежище мое Бог мой...
Мы, затерянные в горах, которые держат нас ежедневно под прицелом, прибиваемые тяжестью усталости к земле, научились только одному: через грязь, кровь и внутренний надлом видеть и чувствовать вечность.
Казалось, что нечто цельное, бывшее у тебя в душе ранее, до войны, вдруг треснуло и раскололось надвое...
Через образовавшийся пролом в душу вошел Бог...
Яко Ты, Господи, упование мое...
Чеканю слова, пробивающие окутывающую нас мглу, держу в руках ленту, почти не различая букв. Темнота проглатывает лес, горы, надгробные камни и стоящих на “плацу”. И молитва эта становится для нас единственной реальностью призрачного мира, и слова ее звучат, как слова ежедневной Присяги, без которой нет смысла всего остального. И понимаешь, что такое истинное поражение и что такое победа...
...и попереши льва и змия. Яко на мя упова...
Рядом с нами покоятся умершие иноплеменники. И слова молитвы несутся к ним, пробиваются через камни, покрытые арабской вязью, разрывают на мгновение мрак потустороннего пребывания их в скорбных местах обитания...
Казаки не “обижают” мертвых, более того, с почтением относятся к могилам чеченцев, несмотря на то, что несколько захоронений свежих и парни в них лежат молодые.
А молитва льется, и слова ее растворяются в ночи, среди блуждающих душ тех, кому уже нет дела до джихада, кто уповает теперь только на милость Всемилостивого Бога, дарующего спасение тем, кто взывал к Нему и помнил о Нем при жизни...
Псалом прочитан, казаки крестятся...
Торжество ежедневной “присяги” достигает кульминации, но это еще не все. Начинается новая молитва.
Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящий Его...
Что может быть более убедительным, чем эти слова? “Присяга” сменяется “гимном”, сила которого питает нас, разрывает усталость, раздвигает тьму и выхватывает из ее объятий островок света стоящих на “плацу” людей. Как пулеметная очередь прошивает поднявшегося в атаку бойца, вырывая из тела облитую кровью душу, так и слова этой молитвы “прошивали” нас, поднимая наши души над грязью войны.
У нас не было прошлой жизни, не было мира была одна только иллюзия того, что война в нашей жизни присутствовала всегда и будет вечно. Нехватка боеприпасов и тушенки, вши и сырые дрова, матерщина и серые от недосыпания лица все это было навязчивой нереальностью, претендующей на вечность.
Но молитва разрывает эту мнимость, состояние вечной войны во мне сменялось состоянием мира и, гдето недопонимая до конца всего происходящего в душе, я подсознательно чувствовал, что пришедший в меня мир и есть Бог...
...и со всеми святыми вовеки. Аминь.
Мы замерли на мгновение в тишине. Поправив на плече сползающий автомат, продолжаю держать в руках шелковую ленту и вдруг явно осознаю ленту эту лестницей, соединяющей нас с прошлым и будущим.
Прошлое это десятки поколений наших предков, кто читал эти самые молитвы в годины великих скорбей, кто выжил и пронес пламя веры по лестнице дальше, надеясь передать его нам.
Будущее это лестница вверх, к лучам неизреченной славы, туда, где ждет нас Тот, Который эту лестницу поставил к нашим ногам, оказывая нам великую милость и призывая нас быть милостивыми.
Между прошлым и будущим островок в Веденских горах, на котором стоят люди, отыскавшие среди гильз и консервных банок тлеющие угольки остатки некогда великого пламени.
Господи, не оставь этих людей...
Дай им сил не заблудиться в темноте, пройти по лестнице с огнем в руках, чтобы не оступиться и не рухнуть во тьму...
Дай сил мне привести их домой...
С фонариком зачитываю караул на ночь, люди расходятся по местам.
В сарае бойцы гасят печку, чтобы вырывающиеся из трубы искры не выдавали нас.
Началась еще одна ночь, мерзколипкая от моросящего дождя, горькая от выкуренных сигарет и выпитого чая и бессонная от вскрученных до предела нервов и ленивых пулеметных очередей, изредка прочесывающих прилегающий лес.
Господи, дай нам сил дожить до утра...
Ночь пугает своей бесконечностью. Она замедляет время, цепляется за горы, не желая верить в собственную неминуемую смерть.
Ночь старается влезть в душу нелепым страхом перед кладбищенской реальностью, перед темнеющей неизвестностью леса, но тлеющий огонек в нас попрежнему жив и благодаря его теплу живы мы.
Придет утро, пробиваясь лучами солнца в нашу долину.
Сменится утренняя “стража”, свободные от служб бойцы снова построятся на “плацу”. Один из них развернет перед строем икону и замрет, прижимая к себе святыню.
Я достану из внутреннего кармана бушлата шелковую ленту и вновь прочитаю слова “присяги”:
Живый в помощи Вышняго...
Олег ГУБЕНКО