| Записки спецназовца |
Записки спецназовца
…Ночь. Мы с бойцами сидим у небольшой арки. Мимо нас проходят мирные люди - он и она. Скрываются в темноте. И вдруг через несколько минут из кустов - автоматная очередь. В последний миг успеваю слегка отклониться и чувствую, как огненная оса жалит щеку.
Падаю и пытаюсь выползти из сектора обстрела, но разгрузочным жилетом цепляюсь за колючую проволоку и, безнадежно застряв, кричу…
Просыпаюсь в скомканной постели. Сон. Дурной сон. Но боль никуда не ушла, от щеки сползла к сердцу и с каждым его ударом становится все нестерпимее.
В комнату кто-то входит. По тяжелым глухим звукам узнаю армейские берцы. Вижу человека в камуфляже. Однако лица его рассмотреть не могу...
Я покинул Аргун третьего января. Уже тогда над станцией изредка свистели трассера, с моста через речку тарахтели пулеметы.
Наш жилой вагон дребезжал от грозненской канонады. И все ощущали, что от настоящего пекла бойцов отделяет совсем немного, может, дни или часы, а может, минуты.
Град пуль прошел по станции девятого утром. В том бою я не участвовал, но по рассказам очевидцев, документам представляю его ясно.
Из журнала начальника штаба сводных отрядов транспортных ОМОНов на территории Чечни:
- Обстрел станции Аргун - 9.15;
- 10.15 - боевики предлагают сложить оружие;
- Колонна внутренних войск, идущая на помощь из Гудермеса в Аргун, попадает в засаду у Джалки;
- Колонна войск из Ханкалы остановлена огнем на реке Аргун. “Север-1” в эфире: “…учитесь у транспортников обороняться”;
- “Север-1” дает поддержку дальнобойной артиллерией. В эфире “Восток”: “Хорошо бьете!.. добре!.. хорошо бьете!.. плохо попали!.. ну вас на…! вообще не стреляйте!”;
- Погиб комендант Аргуна, прорвавшись на станцию, он привез боекомплект, продукты.
Тогда на станции базировалось три подразделения по тридцать человек: из Кузбасса, Томска и с Дальнего Востока. Позывные командира отряда Кузбасского УВДТ - “Блесна”, томского - “Восток”, дальневосточного - “Тайшет”.
Кроме станции, бойцы охраняли два железнодорожных моста: через реки Аргун, что в двух километрах от станции, и Джалку - в восьми километрах.
На момент атаки близ вокзала находился тридцать один штык. После первых же выстрелов все залегли как надо, как того требует боевой расчет. Но минут двадцать пулеметный и автоматный огонь был такой силы, что не поднять головы.
Дальше - больше. Из-за забора начали бить из миномета и подствольников. К ближним пустырям успели подобраться и окопаться боевики-пулеметчики. Хорошо еще парни из блиндажей не дали им близко подойти.
Под ударами мин и гранат крыша вокзала обвалилась, загорелась комната с боеприпасами хабаровчан.
Трудно вспоминать тот обожженный огнем и металлом день. Но “Блесна” говорил, сжимая до белизны кулаки:
- Я кинулся к горящим ящикам. “Тайшет” кричит: “Там сектор!” Надо было проскочить мимо разбитого оконного проема. Разбегаюсь, делаю прыжок с кувырком, но бронежилет тянет меня назад. На долю секунды завис в оконном проеме - и… готово. По ноге как кто-то кувалдой влепил. Падаю под стенку. “Юнга” подполз, оттащил меня в угол. Слышу вопль - наш оружейник Андрюха в колено пулю словил. Я смотрю на свою ногу - вроде ничего. Огонь с ящиков сбили, и тут - дрожь, озноб и вся штанина кровью пропиталась.
“Тайшет” перебинтовал меня. Лежу в углу, отдыхаю, разглядываю на противоположной стене плакатик с полуобнаженной красавицей. Огонь потихоньку стихает, и тут снайпер боевиков то ли от досады, то ли с целью запугать начинает этот плакат расстреливать. Точно и методично выбивает девице глаза, потом бьет ей в шею и ниже. В общем, восемь пуль всадил.
Затем все стихло. “Хаттабычи” белый флаг выкинули и кричат: “Хорош воевать - мы вас не тронем!” Орут, мол, оружие сдавайте, а тебя, Саня, надо сразу на самолет - и в Москву”. Знают ведь, заразы, как зовут, знают, что ранили. Всем свободу обещали. А мы им так с юморком отвечаем: “На кой хрен нам свобода, если нас ее никто пока не лишал”. После такого ответа они опять на штурм…
Сколько боевиков тогда атаковало станцию? Человек двести, не меньше. Нападавшие ползли со всех сторон. Командир-кузбасец, немного оклемавшись, тут же схватился за автомат. Строчит в бойницу и с удивлением слышит, как сам же поет “Дорогая моя столица…”.
Кемеровскому радисту все-таки удалось выйти на волну командования. Кричит: “Север”, выручайте!” Но толку никакого. В городе войск нет, лишь немногочисленные милицейские подразделения. Но им сейчас, судя по всему, и самим не сладко…
В Аргуне находились сто шестьдесят омоновцев, и только что прибывшие - за день до этой переделки - триста пятьдесят милиционеров из Челябинской области. Последним предстояло организовать здесь райотдел. В то злополучное воскресенье уральцы в практически непрерывном бою потеряли тридцать человек. По уточненным данным разведки, тогда милицейским отрядам противостояла организованная банда, насчитывавшая до двух с половиной тысяч (!) боевиков.
Оборонявшиеся ждали помощи. И центр пытался ее оказывать. Вот только до адресата ничего не доходило. Очевидец событий вспоминает:
- Две вертушки прилетели к нам на помощь. Но они неправильно поняли ориентировку на цель. Видно же, что досаждающие нам склады зернохранилища находятся напротив станции. Игорь по рации через “Север” корректирует огонь авиации на эти склады. Смотрим, вертолеты крутанулись вокруг нас и понеслись “дуплить”… по элеватору, где наш же ОМОН засел. От элеватора до складов у станции не меньше километра.
Мы кричим в эфир: “Не туда!”
“Север” вертушкам адресует: “Вы куда стреляете?”
Те докладывают: “По зернохранилищу!”
“Север” - вертолетчикам: “Это элеватор, а цель у вокзала!”
С вертушек: “Вас понял, только я боекомплект уже истратил, ухожу на заполнение”.
Вертолеты дали прощальный круг и только их и видели. Больше в этот тяжелый день воздушные силы не тревожили ни своих, ни чужих.
Немного помогла артиллерия. Сначала дело пошло неплохо: снаряды ложились на вражеские позиции и боевики ослабили напор. Но чуть позже “суровый бог войны” так заколбасил по станции, что пришлось дать отбой крупнокалиберным стволам.
В том бою погиб Коля Суденков. Он был в здании вокзала, когда из строеньица, называемого угляркой, закричали ребята: у них кончились патроны.
Углярка - это небольшая кирпичная постройка, где когда-то хранили уголь. Теперь она превратилась в микрокрепость. Омоновцы припали к бойницам - проемам в виде выбитых кирпичей - и простреливали пустырь с восточной стороны станции.
Суденков в это время не сопоставлял мушку с целиком и не жал на спусковой крючок. Первая локальная электростанция отряда еще в начале боя была разбита зарядом от подствольного гранатомета. Но до зарезу был нужен свет для подзарядки раций. Коля под обстрелом копошился рядом со второй электростанцией, пытаясь завести мотор. Связь с “большой землей” давала шанс выжить.
От вокзала до углярки надо было преодолеть открытое пространство метров двадцать пять. Николай схватил цинк с патронами и - бегом к ребятам на выручку. Почти уже добежал, и тут его снайпер подцепил. Первая пуля прошла по касательной, слегка задела голову. Но этого хватило, чтобы сбить бегущего с ног. Парни из углярки кричат: “Колек, ты как?” Он им в ответ: “Нормально!” Ему бы лежать, не шевелиться, а он снова рванул вперед… Вторым выстрелом - в шею. Насмерть.
Прапорщику милиции Николаю Суденкову было тридцать девять лет, и это была его третья командировка в горячую точку. В Томске у него остались жена и двое ребятишек.
В Аргуне мы жили с ним в вагоне, в одном купе. Я знал его недолго - около десяти дней, но за этот срок проникся к этому человеку глубокой симпатией.
Каждую ночь Николай заступал на пост по охране станции. Просыпался пораньше, закуривал дешевенькую сигаретку, пил холодный чай. Затем, как-то по-стариковски вздыхая, натягивал на себя боевую амуницию, брал оружие и уходил.
Днем он возился с электростанциями. В Моздоке на отряд выдали две, обе новые, но шестидесятого года выпуска. Успевал Суденков еще и баню натопить для ребят.
За час до нового 2000 года он пришел в купе после бани. Я налил по пятьдесят граммов. Его распаренное лицо сияло блаженством и добротой. Мне сразу подумалось: как мало человеку надо. У Кольки в этой жизни не было, наверное, никаких материальных ценностей. Человек с таким лицом и с такой душой готов был все отдать ближним. Так и в последнем бою он просто и без всяких геройских выкрутасов отдал свою жизнь за товарищей. Он просто хотел им помочь…
Из Моздока на помощь аргунцам вышла колонна внутренних войск. Но близ населенного пункта Джалка войсковики попали в засаду. Машины расстреливали из гранатометов, а выпрыгивающих из горящей техники мальчишек-срочников прошивали свинцом в упор. Под Джалкой около роты солдат полегло.
Так же погиб и Николай Виноградов, сапер из хабаровского отряда. Когда по рации донеслась весть о том, что на станции жарко, ребята, что дежурили у аргунского моста, решили пробиваться на помощь. Вместе с экипажем попрыгали в БМП и дали газу.
Метров пятьсот до станции не доехали. Их подожгли из РПГ. А когда они выскакивали из горящей машины, обожженные, контуженные, - тут же нарывались на пули.
Виноградов в руках сжимал гранату. Так и не выпустил ее, не успев чеку выдернуть…
“Шатун” - был его позывной. Крепкий, небольшого роста, в очках, спокойный. Он ходил медленно и вразвалку, отсюда и прозвище. Профессиональная осторожность и неторопливость сочетались в нем с отчаянной храбростью.
Я снимал на видео, как он обезвреживал две противотанковые мины и неразорвавшийся снаряд. “Шатун” шутил: сапер, мол, ошибается два раза - первый раз, когда идет в саперы.
Меня он поразил своей невозмутимостью и бесстрашием, когда минировал подходы к аргунскому железнодорожному мосту. Один без бронежилета ушел в “зеленку”, из которой вчера мост обстреляли, и пропадал в зарослях кустарника часа два.
Парни окопались, потом решили чайку попить. Зовут по рации. А в эфире тишина. Бойцы невесело переглянулись: “Надо “Шатуна” идти искать”. И пауза… Потом: “Да ну его к черту! На его же растяжках и взлетишь”.
Нарезали хлеб, сало, сидим чаюем. Минут через двадцать вдалеке из зарослей выбирается наш “Шатун” и не торопясь идет к мосту. С насыпи ловлю его в объектив видеокамеры и думаю: вот выдержка. Я бы оттуда уж если б не бежал к своим, то шел до неприличия быстро…
Когда в Моздоке я увидел “груз 200”: цинковые ящики с надписями “Суденков” и “Виноградов”, не хотел верить своим глазам. Смерть выбирает лучших, подобно тому, как молния бьет в самые высокие деревья.
- Смерть “Шатуна” им дорого обошлась! - вспоминает “Блесна”. - Когда “Сват” услышал, что погиб “Шатун”, начался… триллер. “Сват” - двухметровый омоновец, пулемет с двумя коробками носит как пистолет Макарова. Так вот, схватил он “шайтан-трубу” (гранатомет), ящик гранат и выскочил на перрон. Как бы мы его не прикрывали, выжить у него шансов не было. Снайпера таких “цыганочек с выходом” не прощают. Но то ли Бог прикрыл его, то ли те черти были не готовы к такому повороту событий. “Сват” с криком “Да поможет вам Аллах!” выпустил двенадцать гранат по зерносушилкам и загасил две снайперские и три пулеметные точки. Потом он, не получив ни царапины, вернулся на станцию.
По окончании боя на территории зернохранилища нашли почти два десятка трупов боевиков. Еще десять непрошеных гостей отправили в мир иной на пустыре.
На следующее утро на полуразрушенную станцию под белым флагом пришла делегация мирных жителей во главе со старейшиной. Заверяли в дружбе и непричастности к инциденту. Может, оно, конечно, и так. Но кто теперь это знает…
Когда к зданию вокзала омоновцы выносили своих убитых товарищей, в толпе местных жителей воцарилось молчание. Четверо защитников вокзала в том бою погибло и четверо получили ранения. К станции, над которой продолжал развиваться российский триколор, подошел бронепоезд. На нем раненых и убитых вывезли в Моздок.
Я снова вспоминаю свой страшный сон. Кто спас меня от смерти, кто тогда зашел в комнату? Впрочем, нет. Я понял. Это был Коля Суденков…
Записал Владимир ПАТРИН
Коллаж Евгения КАРТАШОВА
